Или он слишком рано обольщался такими надеждами? Увы, еще ничего не было известно наверняка. Но, во всяком случае, здесь, ночью, он имел некоторое преимущество. В свое время ему приходилось изучать особенности рукопашного боя, ведущегося в условиях кромешной темноты. Даже после шести лет бездействия у него остались кое-какие навыки. На мгновение он мысленно перенесся в тот заброшенный авиационный ангар в Колорадо. Затем спохватился, замер и затаил дыхание.
Разумеется, шум дождя заглушал остальные звуки. Готовый к любой неожиданности, он стал медленно пробираться через спальню. Ничего не произошло. Он огляну лея. За окном ярко сверкнула молния, нее вспышка озарила пустую комнату.
Гром еще не ударил, а темнота уже вновь сгустилась, и он понял, что свет молнии оказал ему плохую услугу. Его глаза на какое-то время ослепли; теперь ночной мрак казался еще более непроницаемым, чем прежде. Ожидая, пока восстановится зрение, он замер на месте и прикусил губу. Ладно, он допустил ошибку. Теперь он будет умнее и попытается извлечь из нее какую-нибудь пользу. Умение выбираться из сложных ситуаций постепенно возвращалось к нему.
Держась спиной к окну, он прокрался через кабинет и молельню, где ему пришлось вновь преодолеть привычку становиться на колени и молиться. Еще с лестницы были видны открытая дверь рабочей комнаты и полоса света, падавшая из коридора. Его ноздри уловили знакомый тошнотворный запах. Осторожно спустившись по ступенькам, он оглядел комнату. Кружка и миска по-прежнему стояли на лавке. Крошка Стюарт асе так же лежал на полу. Как и следовало ожидать, мышиное тельце уже раздулось.
Дрю проглотил комок, что подступил к горлу — не от отвращения, а от жалости. Но Стюарт еще мог пригодиться ему. Поэтому он взял его крохотные останки за хвост, бережно завернул в платок и скакалкой привязал к поясу балахона.
Из ящика верстака он достал четыре фотографии — все, что сохранил от прошлой жизни. Шесть лет назад он после исповеди показал их отцу Хаферу, и они, подтвердив его рассказ, помогли ему вступить в орден картезианцев. На фотографиях были изображены объятые пламенем мужчина и женщина, искаженное ужасом лицо маленького мальчика — вытаращенные глаза и раскрытый в беззвучном крике рот. В монастыре Дрю каждый день смотрел на эти снимки и теперь не мог уйти, не забрав их с собой.
Он сунул их в карман балахона и огляделся. Что еще? Ему нужно было какое-нибудь оружие. Вот оно — топор, по-прежнему лежавший рядом с дровами.
Гроза бушевала все яростней. Даже повернувшись спиной к окну, можно было видеть, как яркие вспышки молний озаряли комнату. Он взял топор, подошел к открытой двери, внимательно осмотрел коридор и, оглянувшись на комнату, в которой провел шесть лет жизни, направился к задней двери монастыря.
По пути он сделал остановку — чтобы проверить одну из келий. Смрад, дохнувший из приотворенной двери, сразу все объяснил ему. Темне менее, он толкнул дверь и долгим взглядом уставился на бесформенное тело монаха, распростертое на полу.
Итак, налетчики покинули монастырь, не утруждая себя лишними заботами и не избавившись от мертвых — не было времени, — но по крайней мере, закрыв каждую дверь и проявив тем самым хоть какое-то подобие уважения к своим жертвам…
Это не имело значения. Несмотря на их своеобразную этику — когда-то Дрю позволял себе такую гуманность, — они должны были заплатить за все. И не в аду, а раньше.
22
Перед ним была задняя дверь, что выходила на огороды. Сейчас она вздрагивала от раскатов грома.
Он еще раз обдумал свое решение. Чтобы выбраться из монастыря, проще всего было бы выйти через главные ворота и по лесной просеке спуститься на дорогу, тянувшуюся у подножья горы. Такой путь, только в обратную сторону, он проделал однажды, шесть лет назад. Он помнил, что городок, к которому вела асфальтовая дорога, — как он назывался? Квентин? — находился в десяти милях к югу. Однако тот путь был самым очевидным способом покинуть обитель, вот почему сейчас он предпочел прямо противоположное направление. Дрю опасался, что налетчики, явно убравшиеся восвояси, оставили снаружи наблюдателя — на тот случай, если их жертва скрывалась в здании. Ведь они подозревали, что Дрю сбежал и вызвал полицию? Но если время шло, а полиция все не появлялась? В таком случае наемники довольно скоро могли заключить, что из монастыря никто не выбрался. И значит, могли вернуться и продолжить поиски. Вот почему Дрю должен был вовремя уйти отсюда.
Но не через главные ворота, где наблюдение могло быть особенно пристальным. Итак, через заднюю дверь. И даже здесь, учитывая профессионализм, с которым работали убийцы, Дрю должен был соблюдать предельную осторожность.
Во-первых, ни один профессионал не стал бы игнорировать наличие других выходов из монастыря. Он устроился бы там, откуда ему было удобно держать под контролем все здание и примыкающие постройки. Такой наблюдательный пункт мог располагаться только в одном месте: на лесистом склоне горы, возвышающейся над задней стороной поселения.
Во-вторых, наблюдатель запросто мог запастись каким-нибудь прибором ночного видения: работающим в инфракрасном диапазоне или использующим звездный свет и очень чувствительную оптику. Впрочем, учитывая дождевые тучи. последний вариант был маловероятен.
Дрю осмотрел свой балахон. Обычно белый, сейчас он казался грязно-серым от паутины, пыли и лохмотьев стекловаты, приставшей к нему на чердаке. Однако, будь даже его одежда сплошь перепачканной в саже, он был бы хорошо различим в окуляр ночного бинокля. Хотя… подумал Дрю, вспомнив о молниях.
Он поднял голову и взглянул на лампу, горевшую под потолком. Открыв дверь, он несомненно привлек бы к ней внимание наблюдателя. В коридоре не было выключателя — тот мог находиться на общей панели в приемной, куда Дрю никогда не заходил, — поэтому он обмотал руку наплечником и, поднявшись на цыпочки, выкрутил стеклянную колбу из патрона. Затем, в качестве дополнительной предосторожности, вывернул две другие лампы, висевшие поодаль от двери. Окон в коридоре не было, и поэтому снаружи никто не мог заметить проделанной операции.
Вернувшись к выходу, он набрал в легкие воздуха, выдохнул, а потом повернул щеколду. Дверь он отворял медленно, стараясь избежать резких изменений обстановки в этой части здания. И сам держался в глубине коридора.
Наконец дверь была полностью открыта. Он стал терпеливо ждать. Сейчас все зависело от выбора определенного момента времени, потому что и инфракрасные и чересчур чувствительные оптические приборы имели один общий недостаток: внезапная вспышка света ослепляла наблюдателя. Та краткосрочная потеря зрения, которую Дрю испытал, всматриваясь в сумрак своей спальни, была гораздо более ощутимой для глаза, приставленного к окуляру трубы или прицела ночного видения. Вот почему Дрю, не поддавшись естественному побуждению, решил воспользоваться мгновенным разрядом молнии, а не темнотой между ними.
Изготовившись к прыжку, он внимательно вгляделся в дверной проем. Его глаза сами собой зажмурились, когда молния ударила в одно из деревьев за огородом. Ствол сломался и рухнул. Все сразу погрузилось в еще более густую мглу. Но он уже знал, куда бежать. Прогремел гром. Центр грозы был совсем близко.
Пора.
Снова сверкнула молния, и Дрю стремглав бросился на садовую дорожку. В лицо хлестнули крупные капли дождя. Держа топор в вытянутой руке, он плюхнулся в скользкую жижу под стволом старого кедра. Одежда сразу промокла, кожу обожгло ледяным холодом. И почти в то же мгновение земля содрогнулась от сильного удара грома. Его чувства были оглушены падением, холодной водой и раскатами грома, но он смутно уловил в воздухе какой-то приторный запах — знакомый, но забытый за долгие годы одиночества. У него не было времени вдаваться в воспоминания. Быстро протерев забрызганные грязью глаза, он внимательно изучал направление следующего броска. Новая вспышка молнии застала его в прыжке. Он пробежал несколько ярдов и упал в лужу перед навозной кучей. На этот раз смрад заставил его поперхнуться, но он был благодарен даже такому укрытию.